Обнимал деда. Вернее, это дед его обнял – сжал по-медвежьи, притиснул к себе и держал, полминуты или даже целую. Деев стоял бы так до завтра – но начал задыхаться и высвободился.
– Второй вагон, – подытожила беседу Белая. – Сестра, проводите.
Щелк! Створки сложились резко и отъехали в сторону, едва не ударив Деева по приложенному к дверце уху. В проеме – Белая.
Не смотри! Уходи прочь! С вагона, с эшелона, с путей – прочь! Сейчас же, сей же миг!
– Еще бы дров или угля, – не успокаивался фельдшер. – Воды будем кипятить много, а без топлива…
Только ведь и в Казани самое голодное время началось. И вот провожаешь взглядом эти растекающиеся во все стороны эшелоны, считаешь вагоны, кукурузой и маслом набитые, и думаешь: а почему бы не оставить пару тех вагонов городу? Почему не раздать? Лежачим, что по вокзальной площади, как мусор, валяются. Малышне в дет-приемниках. Пацанью беспризорному, которого в городе уже едва ли не больше, чем жителей. Но такой команды не поступало.