– Зато ты у нас железная. – Деев ерзал на табурете, стараясь найти удобное положение.
Но Деев копал и копал, словно хоронили великана с огромным пузом, а не тощего ребенка. Усталость не пришла, как ни старался. Жаль.
– Дети умирали в пути, и вы подсаживали беспризорников на освободившиеся места, – объявила Давыдова, как наотмашь хлестнула.
Мемеля возился за разделочным столом – шинковал собранные на вокзальных задворках ежевичные листья, что годились для заваривания в чай или вместо чая.
Дееву остро захотелось, чтобы поющей оказалась Фатима, однако в темноте лица женщин было не различить.
В последние годы заградотряды часто работали по продовольственной линии – на пароходах отбирали у населения рыбу и соль, в поездах экспроприировали зерно, помогая государству заготавливать хлеб, – и Деев их навидался. Работали заградовцы по-разному: кто со злостью в сердце, будто потрошил не мирных людей, а бандитов, кто с шутками-прибаутками, весело, словно приглашая к этому веселью обираемых пассажиров.