Поначалу тот капризничал, не признавая псовый дух. Затем оголодал и перестал: ел собачье молоко, охотно и обстоятельно, за один присест опустошая по очереди все соски. К запаху притерпелся. Новую кормилицу теребил за шерсть, обхватывал ногами – она в ответ лизала лысую голову, на которой еще трепыхался нежно не успевший зарасти родничок.
– А ну вон пошли! – прокричал в темноту. – Сейчас охрану разбужу!
Что-то неуловимо странное было в том, как двигал он правой кистью. Приблизившись и заглянув ему через плечо, Деев понял причину: кисть у начальника ссыпного пункта была железная.
– Что же мне, по-твоему, разворачиваться и детей обратно на Волгу отправлять?!
– Я думал, ты только шашкой махать умеешь. – Приспособившись кое-как к подвижности пружинного сиденья, он выпрямил спину и постарался вернуть лицу значительное выражение. – А ты вон дипломатию развела… Почему ко мне переменилась?
– Ну и черт с тобой! – обиделся Деев. – Можешь на ходу спрыгнуть, если неймется. Иди поищи себе эшелон побогаче! Где какао в серебряных чашках подают и сахар золотыми ложками размешивают. Условия он мне будет ставить, империалист… Сам детей накормлю! – уже не говорил, а кричал во весь голос, невзирая на преклонный возраст собеседника и белые седины. – И сам довезу! Все у меня доедут до Самарканда, все до единого!