От особняка осталась только коробка. Хозяйственный народ выломал все, что могло выломаться, включая оконные рамы и все двери. Судя по следам на витой лестнице, ведущей с первого этажа на второй, перила были металлическими, но их тоже выдрали с корнем.
Значит, можно подвести некоторые итоги. Итак, меня зовут Владимиром Ивановичем Аксеновым, мне двадцать лет, рабоче-крестьянского происхождения (хотя тогда еще говорили, что крестьянского), фронтовик, имею ранение. Еще я закончил учительскую семинарию. Это, как помнится, что-то вроде современного педагогического колледжа. Стало быть, мой Вовка должен работать в начальной школе, учить детей разумному и светлому. Сам-то я, в свое время, закончив педагогический институт, благополучно избежал этой каторги, а тут опять. Ну, было бы хуже, если бы я попал в тело плотника, или типографского рабочего. Чем бы отмазывался? А так, кое-что вспомню.
Я вытащил «наган» из кобуры, кинул его в проходившую телегу. Подождав, пока весь обоз проедет, ухватил Кузьму за шиворот (он слегка трепыхался, «чевокал», но перестал), убедился, что подчиненные ничего не увидят, а потом от всей души врезал горе-командиру по физиономии.
Подошел к Ваське незнакомый гражданин, предложил «поправить» голову, а чекист отказываться не стал. Ну, а дальше все так, как оно было – вылакал бутылку в одну харю, да на «вчерашние дрожжи», вот и сморило. А как револьвер вытащили, не помню.
Чего это она? Сдурела? А, так это я виноват. Руки, сами по себе, «поползли туда», куда не следует лезть. Ну, пока не следует.