Такой формат общения был одним из стандартов Тамагава. Учащиеся должны были ощущать себя членами большой семьи и, если Академия могла, она всегда неформально шла навстречу.
– Толстая, – не обращая внимания более ни на кого, продолжила Кимишима. – После урока будешь из собственной манды перхоть жрать. Горстями. Обещаю, прилюдно. Или – п#здуй в мужскую раздевалку. Переоденешься при мужиках. На твои висящие жиры всё равно никто там не позарится, так что за невинность можешь не переживать.
– А что, шучу? – отзеркалила удивление Курата. – Ну ладно, не хочешь – не надо… Но мне было бы интересно с ним поболтать. У них там такие события в школе, что перед выборами, говорят, с чайников свистки посрывать может. Интересно же… Кстати, как у отца дела? – В звучавшем вслух сопереживании не заподозрили бы и тени фальши даже в школе актёров.
Буквально через две минуты двери кабинета хлопнули и в проходе нарисовалась вчерашняя пятёрка.
Если бы не секретарша отца (и, по совместительству, будущая мать моих брата или сестры), я б так и продолжал стоять в проходе, расстреливая рукоятью швабры вываливающихся вперёд физкультурников. Тот случай, когда время работало на меня.
– Если короче. У тебя в любой момент могут открыться новые возможности, я имею ввиду других тёлок. Которые будут намного привлекательнее, чем любая нынешняя пассия, которую ты выберешь. – Обобщает все аргументы Цубаса.