Как бы то ни было, Данциг внезапно изменился в лице, приложил ухо к давно окоченевшей груди и воскликнул: «Да ведь она жива!». Тело к тому моменту было холодно, как камень, и местами покрыто свежими трупными пятнами, но такого рода шутки от тоттмейстера не ожидали, и дом наполнился удивленными и радостными криками родственников. Больше всех рад был зять, но радость его была странного свойства: руки его подрагивали, а лицо сильно вспотело. Данциг не остановился на этом. Внезапно закряхтев, старушка стала приподниматься. Она открыла мутные глаза, которые уже ничего не видели, и вдруг посмотрела на зятя. Тронутые синевой губы разошлись. «Это ты! — закричала она хрипло, указывая на белого, как глина, зятя скрюченным пальцем. — Ты убил меня!..» Шутка закончилась внезапно — у того не выдержало сердце.