— …однако, скажу я, мне известно, что господин Кречмер является давним знакомым беглого господина Корфа и даже в некоторой мере его приятелем. Раз уж меры бургомистра не затрагивают свободы передвижений господина Кречмера, быть может, упомянутый господин явится по указанному адресу, чтобы оказать помощь господину Корфу и совместно с ним вернуться в город, дабы восстановить справедливость?
— Но он все не сдавался. Однажды просыпаюсь и слышу сквозь сон как будто бы лязг какой-то. Металл по металлу. Тревоги не слышно, пушки молчат, а лязг — как будто полк улан в штыки пошел. Обычно-то во время штыковой шума изрядно — кричат там, выстрелы… Выхожу и вижу двух мертвецов, стоящих как заправские дуэлянты. На телах остатки французских мундиров — значит, из свежих мертвецов, в руках кацбальгеры… А рядом стоит Судья и посмеивается, глядя на наши лица. Устроил он таки мензуру, порадовал однополчан… Мертвые французы полосуют друг друга, как заведенные, а он ими вертит, точно кукловод на ярмарке. Дуэлировать на легких рапирах — еще понятно, крови прилично, но всерьез кого-то заколоть непросто, а тут — кацбальгеры… Каждым махом по ломтю срезает.
Я поблагодарил, хотя и знал, что услугой этой не воспользуюсь. Моего «господина» не разговорят и сорок тоттмейстеров за неделю, ведь нельзя разговорить того, кто превратился в пустую оболочку, служившую ранее футляром для разума. Кости, подсыхающая кровь, требуха — все это никчемный сор, если нет главного.
— Я, Хельм… Маан… вого числа сего меся… повинен в смерти супруги своей, Гер… ка ее, лишенного мно… говором суда… к бесчестью своему вы…
Макс даже не побледнел, глядя на свою смерть в чужих пальцах. Вместо этого он вдруг закрыл глаза, тело его вдруг немного обмякло…
— Знаю, — улыбаться разбитыми губами было неприятно, но я ничего не мог с собой поделать. — Только это ничего не меняет.