— Но Кречмер присутствовал там! Он видел, что у меня ровным счетом ничего не вышло! Мертвец молчал как… как мертвец.
— Позвольте! — сказал я, постаравшись чтобы возмущения в голосе было не больше, чем необходимо.
— Не могу сказать, что я был ему другом, слишком непохожи мы были, но каждый из нас испытывал удовольствие от нечастого нашего общения, случавшегося по разу-два в год, когда я выбирался из города. Я думал, так дальше и будет. Мои визиты в имение, усаженное сиренью, это вот похлопывание по спине, прочее… Но осенью Агнесс заболела. Жар, затрудненное дыхание, боли. Слегла в два дня, и состояние было очень тяжелое. Кто-то из лебенсмейстеров говорил — тиф… Тогда он не был редкостью даже в городе.
— Значит, вы всерьез, — сказал он, когда мы зашагали по коридору. — Вот уж не думал…
— Вот почему мы не в Альтштадте, — догадался я.
— Можно придумать и лучше. Сейчас ты не думаешь о еде, верно? Я же знаю, как разбудить в мертвеце страшный голод. Такой голод, который не заглушить ничем. Ты начнешь поедать сам себя. Каждый палец, каждую косточку… Ты будешь есть и не остановишься до тех пор, пока от тебя не останется лишь одно туловище с головой, но и тогда, до тех пор, пока некроз не превратит тебя в кучу гнили, будешь рычать и пускать слюну, тщетно пытаясь достать зубами собственный живот…