— И верно — пуля, — сказал Макс, по виду очень довольный моей догадливостью. — Хорошо, что ты не видишь его со спины, там такой кусок вырвало, что руку можно засунуть… А спереди ничего, верно? Дырку прикрыть — и хоть на парад отпускай. Ать-два, ать-два! — он застучал пальцами, изображая марш. — Ты ведь не заметил, признайся! Стареешь, господин тоттмейстер, теряешь нюх!
— Вперед, Бруно, — приказал хауптман, делая шаг по направлению ко мне. — Справа.
— У нас несколько групп по три-четыре человека в каждой, плюс резерв… Готов поспорить, ты каждый день сталкивался с некоторыми из них нос к носу. Оказывается, без формы тоттмейстер многим даст фору по части маскировки. Имен называть не буду — тебе они ни к чему, напротив, ты можешь повести себя неправильно: узнаешь кого-то или попытаешься переброситься словом…
— Вот, — он протянул мне небольшой металлический предмет, и тот отозвался холодом в ладони, когда я протянул руку. Кортик. Магильерский кортик в простых медных ножнах с вытесненным гербом Ордена. Рефлекторно осмотрев лезвие, я заметил, что кортик не мой, да и понятно — мое оружие так и осталось у жандармов. Наверно, Макс одолжил…
— Да к черту твой грог!.. Открывай лучше бутылку.
— О своей шее. Мне кажется, я уже чувствую запах пеньковой веревки. Знаешь, никогда не любил виселицу… Висельники — самые паршивые мертвецы, даже хуже утопленников. Красные глаза навыкате, фиолетовые изгрызенные зубы, вывернутая шея… Надеюсь, меня после смерти не побеспокоят? Впрочем, откуда тебе знать… Забавно же будет, если по ночным улицам Альтштадта примется разгуливать тоттмейстер Курт Корф, бормоча под нос всякую несуразицу… Поднимать тоттмейстера — согласись, в этом есть что-то от каламбура.