— В твоем возрасте полагается иметь желудок покрепче… Ладно, пошли, давай.
— Кончай острить! — огрызнулся я, однако, остывая. — Я уже сказал, что он был для меня важен.
— Смерть наступила практически мгновенно. Секунд пять-шесть, я думаю — и уже в бессознательном состоянии.
— Ну-ну, не ворчи. Где бы ни был император, а моя шкура все-таки ближе.
— Ну и представь себе — вылазит из мешка птица и как есть начинает разгуливать вокруг. У кого головы почти нет, кто вовсе выпотрошен — как будто весь птичник на Страшный Суд собрался. Ночь стоит, а бабка подслеповатая была, смотрит, вся ее птица гуляет, как ни в чем не бывало, а Вилли ей и говорит: «Фройляйн, не волнуйтесь. Мы ваших курочек, конечно, немного напугали, ну да вот они в полном здравии и порядке, не извольте нервничать, а идите лучше в дом да выпейте чаю с ромом, а то вечер сырой, можно и заболеть ненароком». Говорит так — и нам знак показывает, отходим, мол. Пока бабка стояла, удивлялась, мы маневр и провернули, она слова сказать не успела. Понятно, ни части нашей, ни лиц старуха не знала. Как не знала того, что той же ночью половина ее птичника самовольно дезертировала в наше расположение.
— Значит, всё? — спросил он без эмоций. — Один выстрел — и конец истории? Так просто?