Ее отмыли и переодели. Ей шли алые шаровары, и, удивительное дело, бирюзовая полотняная рубаха длиной до колен вполне с ними гармонировала. Рубаху Лаашья перевязывала широким поясом с перламутровой чешуей. В косицах ее прибавилось лент, а на запястьях блестели браслеты.
Лодки стражи — узкие тени на черной воде — скользили так тихо, как могли. Весла погружались в воду почти беззвучно. Люди придерживали оружие. И сами молчали.
— Но согласитесь, что титул — ничто без поддержки. Вам она пригодится. Я богаче многих мормэров… и не менее влиятелен. Вы же понимаете, что деньги дают многое.
— Расскажите, что вы видели? — Кормак весьма любезен.
Закрываю глаза, пытаясь вспомнить. Память — старый сундук, в котором хранится всякий хлам, и мне не думалось, что он будет кому-то интересен.
— Я понимаю, почему ты их писала. Сам виноват. И все равно ревную. Наверное, буду ревновать до конца жизни. Но ты моя. И ни Гийому, ни кому бы то ни было еще я тебя не уступлю. Понадобится — посажу под замок.