— Зачем она здесь? — Тисса не шепчет, но голос ее стал очень тихим.
Столь же тщательно изучают руки и шею… потом приходится снимать сорочку, но стыда уже нет. Только холодно очень. Доктор оставляет на столике склянку из темного стекла.
— Не удивляйся. Поверь, женщины тоже умеют играть в политику. И если уж ненавидят, то от души. Они обе умны. И достаточно хладнокровны. Обе не ограничены в средствах.
На пристани выгружали свежую ворвань в толстых лоснящихся бочках. В старых — варенец, а в новых, помеченных красными крестами, — сыроток. Этот уйдет дороже, глядишь, прямо с пристани. И вонь ворвани перебивала запах рыбьей требухи, которую вычищали из трюмов, полугнилую, мешанную с крысами и остатками хребтов. По воде плыли масляные пятна. И старый шкипер дымил, табаком заглушая горький привкус в легких.
— Тогда отец. Тетка. Любимая собака. Неважно. Главное, чтобы было убедительно.
Два рыцаря стали жертвами собственной чести, не пережив дуэли. Еще один сверзился с коня и свернул шею. Правда, поскольку при жизни отличался крайне паскудным нравом, то о потере Кайя не сожалел.