Да и кому было сказать? Машке? Или соседкам, которые все еще шептались, гадая, была ли моя мать виновата. А я сражалась с одиночеством, оглушающим, бескрайним, как Вселенная, загоняя его на окраину души. И загнала, но не победила.
Обнять? Тисса не сопротивляется, вздыхает тихо, обреченно как-то.
А окна здесь и вправду далеки от совершенства, и тянет от них зимним холодом.
А вышло иначе. Я проникаюсь невольным уважением к их Большой матери, леди-протектору, которая пытается изменить привычный уклад свирепых дочерей своих. Вряд ли это тоже просто.
— Пусть заткнутся и сидят тихо. Штурма не будет…
От такой наивной прямоты я подпрыгиваю на кровати. У него отказало сердце? У моего неубиваемого мужа отказало сердце?! Да оно и у меня от такой новости сейчас остановится.