А ведь вполне возможно, что кое-кому и придется там пожить, сообразил Сергей. Потому как Саломатин, ясное дело, сразу поймет, какую свинью им подложил курсант номер семь. Но техники – вряд ли, а уж начальство тем более. Можно будет сказать ему, что маяк зафиксирован, требуется небольшая подстройка чего-нибудь, а самому потихоньку собрать вещички и свалить. Потому как в столь далеко отстоящие времена даже импульс на десятую часть мощности сможет перекинуть несколько тонн, а у старика Якова появится шанс при переносе сохранить мозги в относительной целости. Ибо он не дурак и должен понимать, что за такой провал с него живьем спустят шкуру и прятаться бессмысленно: все равно поймают. А вот если сбежать туда, куда ему открыл дорогу Новицкий, то мало того что там его никто не достанет – даже и наблюдать не смогут. Ведь с момента переноса в точке финиша образуется новый мир, отличный от имевшегося раньше прошлого, и аппаратура Центра его при всем желании не увидит. Тем более что настроить ее без Саломатина будет совсем непросто. Или вовсе невозможно – дядя Виталий как-то раз сказал, что, кроме него, в хроноимпульсной теории нормально разбирается только один человек. Но он, к сожалению, большая сволочь. Так что хрен вам, господа, а не тотальное подглядывание, от которого никто не сможет скрыться. «Хоть мне в тот мир никогда уже не попасть, но людей-то все равно было жалко, – думал Новицкий. – А теперь им, по крайней мере в ближайшее время, ничего такого не грозит. Ну, а гадский старик… беги, Яков Николаевич, беги, в столь далеком прошлом тебя никто не сожрет. Да не забудь захватить с собой все необходимое, а то ведь там не восемнадцатый век, на месте ничего не достанешь. И сиди ты там посреди развесистых папоротников да вспоминай грехи свои – если, конечно, при переходе тебе не сожжет мозги напрочь. А притомишься вспоминать – любуйся на трилобитов и соображай, почему их так назвали. Потому, что у каждого из них по три лба, или по какой-либо иной причине?»