— С одного знаменитого итальянского поэта. Его звали Данте Алигьери.
— Да. В точности как раньше. Но вот в чем беда: я понятия не имею, что должен искать!
Хотя картина была угнетающей сама по себе, еще большую тревогу вызывало у Лэнгдона ее происхождение. Он прекрасно знал, что запечатленные на ней зловещие сцены порождены не фантазией самого Боттичелли… а воображением другого гения, жившего за две сотни лет до него.
— Никто, профессор, в вас не стрелял. У вас нет раны в голове.
Заупокойная служба по Иньяцио Бузони уже началась, когда Роберт Лэнгдон вошел в собор, отыскал себе место и сел. Это правильно, подумал он, что последняя дань воздается Иньяцио именно здесь, в древнем храме, которому он посвятил столько лет жизни.
Оставив мотоцикл чуть севернее палаццо Веккьо, Вайента пошла вокруг площади Синьории. Шагая среди выставленных на всеобщее обозрение скульптур Лоджии Ланци, она не могла не заметить, что все они представляют собой вариации на одну и ту же тему — жестокости мужчин по отношению к женщинам.