Она посветила ему в глаза маленьким фонариком.
— Немного, да, — ответил Маурицио, держа руль одной рукой и обернувшись к пассажирам, словно дорога впереди была свободна от лодок. — Но большей части нет. Санта Лючию так любили, что ее мощи разделили между церквями по всему миру. Венецианцы любят ее больше всех, конечно, и мы празднуем…
Сердце Лэнгдона билось как сумасшедшее: он знал, что слышал последние слова умирающего. То, что эти слова были обращены к нему, ничуть не умеряло его волнения. «Рай», Двадцать пятая? Ворота открыты для меня? Лэнгдон недоумевал. О каких воротах он говорит? Единственным, что имело хоть какой-то смысл, было заверение Иньяцио в том, что маска надежно спрятана.
— Даже проще. Если сравнить эти уровни с маленькой колодой из десяти карт, можно сказать, что ее не тасовали, а просто сняли один раз. Порядок после этого сохранился, только начинается колода уже не с той карты. — Лэнгдон снова показал на Злые Щели. — У Данте верхний уровень занят соблазнителями, которых бесы погоняют кнутами. Но в этой версии соблазнители оказались намного глубже, а именно… в восьмом рву.
Лэнгдон, получается, прилетел сюда не ради деисуса. Как это ни странно, ему и его спутникам нужна именно гробница Дандоло.
— Мы не совершили ничего противозаконного, но дело сейчас…