— Твоя комната? У тебя что, собственная комната?
— Да, а что? Лен, да у нас тут разные конверты бывают. Нередко вообще письма в самодельных конвертах шлют. Ещё один конверт, подумаешь важность какая. И рисунок на нём совсем ни о чём — цветочек жёлтый. В общем, никто не поймёт, что конверт из будущего. Да его и разглядывать-то не станут. Всего лишь ещё одно письмо, их же тысячи.
Пауза. За окном на солнце нашла чёрная туча, в кабинете стало темновато, и Сталин включил настольную лампу.
— Ну да. Не, ты и впрямь как тундра. Откуда ты такая взялась, чудо? Где тебя Занира подобрала?
А вот в камере я сидел недолго, ночевать мне там не пришлось. Часа полтора сидел, наверное, точно не скажу, часов-то не было у меня. Но руку я перевязать себе кое-как смог, только сильно лучше не стало от этого, всё равно больно. Неудобно ведь одной рукой-то перевязываться, нормально не затянешь повязку, а помочь некому, я один сидел.
Мимо нас по улице проехал автомобиль неизвестной мне марки. Потом, увлечённо разговаривая между собой, по тротуару прошли двое иностранцев. Кажется, говорили по-немецки, но я не вслушивался специально. А потом… потом я увидел привинченную к дому напротив табличку с названием улицы. И написано там было не что иное, как: «Friedrichstraße». Ленка же пихает меня в бок локтем, и кивком головы показывает на компанию из трёх мальчишек лет четырнадцати, что неспешно приближались к нам. На левом рукаве каждого из них была алая повязка со свастикой…