— Отец, — только и смог сказать Ринарин. — Ты жив!
— Ради славы, папа, — сказал Кал. — Клянусь Герольдами, никто не рассказывает историй о хирургах!
Как странно, подумала она. Возможно, жизнь в таком месте плохо действует на мозги.
Эхо замолчало, Хойд немедленно поднес флейту к губам и заиграл мрачную и торжественную мелодию. Тихую и спокойную, как жалоба того, кто ушел. И тем не менее в нее изредка врывались загадочные быстрые тона, как бы скрывающие тайны.
Мы пробились, подумал он, не веря самому себе. Мы добрались до расщелины.
— Не-а. Это они так выглядят. Эй, а эт чо? — Он выхватил из руки человека, пересчитывающего сферы, мерцающий кусок камня. Совершенно обычный камень, немного кристаллов кварца и ржавая железная прожилка сбоку. — Эт чо?