— Невыносимо скучный, — пробормотал ардент, выпивая стакан вина — оранжевого, конечно, потому что был человеком церкви.
Он повернулся к Навани и сообразил, что она вместе с клерками отослала и двух своих подопечных. Они остались одни.
Воздух пах мылом и листеровым маслом; она регулярно принимала ванну, а няни смачивали руку антисептиком, опасаясь спренов горячки. На половине кроватей лежали больные женщины, вокруг которых стояли ширмы на колесиках; их можно было задернуть, обеспечивая относительное уединение. Шаллан носила простое белое платье, застегивающееся спереди, с длинным левым рукавом, защищавшим ее безопасную руку.
Каладин повернулся к незнакомцу. Его флейта была вырезана из темного, почти черного дерева. Слишком заурядный инструмент, для светлоглазых, но человек держал его очень почтительно.
Он и его брат ехали в авангарде колонны, рядом с королем и кронпринцами. За ними шла величественная процессия: тысяча солдат в синих мундирах Холина, толпа слуг и даже женщины в паланкинах, которые должны были посмотреть на охоту. Адолин поглядел на них, протягивая руку к фляге.
— Ты молод, — продолжал Твилакв, — и сможешь убежать от своей судьбы. Есть люди, которые спокойно живут, несмотря на рабские отметины, — ты же сможешь выкупить себя из рабства, верно? Или убедить одного из хозяев освободить тебя. Ты опять станешь свободным человеком. Такое случается.