— Конечно, — ответил Лоупен. — Никто не увидит. Никто не замечает нас, хердазиан, никто не замечает мостовиков, и особенно никто не замечает калек. Для солдат я настолько невидим, что мог бы ходить сквозь стены.
Шаллан убедилась, что она одна, и, разочарованная, уселась на скамью. Однажды Нан Балат спросил Льюиша, как работает устройство, и тот ответил, что легче показать, чем объяснять. Он обещал дать ответ, как только она сумеет украсть фабриал Джаснах.
Их взгляды — потрясенные и враждебные — поддерживали Каладина, помогали ему продолжать. Он должен выплеснуть из себя раздражение, кипящий внутри горшок злости. Злости на себя, потерявшего Тьена. Злости на Всемогущего, сотворившего этот мир, в котором одни купаются в роскоши, а другие умирают, перенося мосты.
Далинар уставился на карту, опять глядя в никуда.
Он встал в тень и оперся о стену, глядя на своих людей, толпившихся у бочки с водой. Они говорили друг с другом. Шутили. Смеялись. Сегодня вечером они опять будут пьянствовать. Отец Штормов, он никогда не думал, что будет рад, если люди под его командой напьются.
— Было бы великолепно. Ты уверена, что я не должен позировать?