Но его преследовали залитые кровью глаза этого мальчика. Он не мог заставить себя еще раз пройти через нечто подобное. Не мог.
Только Балат остался невредимым. Балат и Шаллан. Ее-то всегда оставляли в покое и никогда не били. Иногда Балат даже ненавидел ее за это, но можно ли по-настоящему ненавидеть такую как Шаллан? Робкую, спокойную, нежную.
— Он уже перестал быть заразным, — сказал Каладин, молотя ладонями по решетке. — Если бы кто-нибудь из нас подцепил от него болезнь, мы бы все уже давно кашляли.
Только сегодня к нему пришло горькое осознание, насколько безнадежна их борьба. Он сообразил, почему Садеас даже не позаботился признать тот факт, что Каладин выжил. Он был мостовиком, а значит, смертником.
— Пожелай мне ветра удачи. — Он потянулся к ней, но остановил себя. Что он собирается сделать? Обнять ее на глазах у всех. Слухи побегут как огонь по бассейну с маслом. Он еще не готов. Он только поклонился и поторопился приказать ответить на призыв горнов и приготовить его Доспехи Осколков.
Внезапно Каладину все показалось фальшивым, неестественным. Певцы заставляли себя петь, а мясная похлебка — вообще акт отчаяния. Попытка отвлечь людей от их жалкой жизни, и та напускная.