— Я уверен, что мы сможем найти справедливое решение, — наконец сказал Далинар. Если получится добыть Клинок, он надеялся отдать его Ринарину.
Их шепчущие песни вздымались, как проклятия призраков на Марше Душ. Далинар считал эту смертную песнь самым прекрасным, что когда-нибудь слышал от паршенди. Казалось, она заглушает вопли раненых, лязг оружия и боевые крики идущего рядом сражения. Как всегда, каждый паршенди пел в унисон со своими товарищами. Как если бы они слышали одну и ту же мелодию, игравшую где-то далеко, и, хрипло дыша, пели под нее разбитыми окровавленными губами.
Каладин не знал, что ответить. Наконец он добрался до склада леса. Кое-кто из бригады Четвертого Моста развалился в тени около восточной стены их барака. Было бы интересно посмотреть, как Преобразователи создавали эти каменные бараки — прямо из воздуха. К сожалению, Преобразователи использовали по ночам, окружая место сильной стражей: видеть священный ритуал могли только арденты или очень высокопоставленные светлоглазые.
— А почему я должен верить тебе, дезертир? — оживляясь, сказал Твилакв. — Почему я должен верить человеку, в глазах которого горит ненависть? Ты бы убил меня, если б мог. — Он пожал плечами. — Но мне все равно. Я хочу, чтобы ты был здоров, когда придет время тебя продавать. Да ты должен благодарить меня за то, что я спас тебя от болезни.
— Так тебе лучше, — сказал голос. Каладин повернулся и увидел Сигзила, опершегося о стену барака, прямо под свесом крыши. — У тебя сильное лицо. Квадратное и твердое, с гордым подбородком. В моем народе такие лица называют командирскими.
Даллет вздохнул, но кивнул в знак согласия. Каладин махнул группе своих солдат, и те присоединились к нему, такие же нетерпеливые, как и он. Действительно ли они ненавидели этих вздорных светлоглазых, или заразились ненавистью от Каладина?