Смотрю — авиационные техники начинают переговариваться, самодельщики наши авиационные подтянулись, те, что ещё не погробились. Начинается консилиум.
Увидев ответный кивок, второй рванул назад к машине и призывно распахнул передо мной дверцу. Я невольно подыграл им, буквально впрыгнув туда, словно от кого-то убегал. Представляю себе, как это выглядело со стороны!
И вообще, хорошо живёт тот, кто делает что-то полезное, и с политическими убеждениями это никак не связано. Так меня дед научил, и не заметил я ни разу, чтобы он заблуждался. Вот и сейчас мы с Кобыланды мчимся, как ошпаренные с вёдрами под откос — тут, судя по фырканью лошадей, есть вода. Точно — сочится по поверхности земли, но так, что не зачерпнуть — только прильнуть губами, да втянуть в себя. Но так нам лошадок не напоить. И врубаемся мы в каменистый грунт малыми лопатками, делая углубление, куда можно будет погрузить хотя бы кружку.
Не упущу случая помянуть здешнюю глину. По способности намертво вцепляться во всё, она поистине уникальна. Вот, вроде бы, размокает в воде и разминается колёсами и ногами, а от сапог её приходится отрезать ножом — настолько крепко прилипает, образуя прочный неподатливый слой. Если отмывать квачиком — уходит прорва времени. Я ведь во многих местах побывал и немало разных грунтовых дорог перемесил в непогоду — так что за слова свои отвечаю. Наша, скажем, подмосковная грязь — так это же просто одно удовольствие её отмывать — размочил, да оттёр. А тут — будто каучуковую мастику удаляешь, боясь повредить обувку.
— Так вы их и из пушек, и из миномётов, — никак не унимается старшой.
Вождь кивнул человеку, которого я раньше как-то не заметил — он сидел в сторонке. А тот сделал мне жест следовать за ним. Моих лет мужчина в форме с ромбом в малиновых петлицах.