Лишь к вечеру, загоняв сотрудников Оружейной палаты до седьмого пота, Александр остановил свой взгляд на небольшой серебряной брошке, выполненной в виде аккуратного бутона розы в корзинке из листьев с десятком крохотных бриллиантов, изображающих капельки росы. Тонкая чеканка конца восемнадцатого века. Никакой вычурности, никаких больших драгоценных камней и брусков золота. Как раз то, что было нужно. Хотя Алексей Ираклиевич только плечами пожал — вкусы великого князя он не разделял. 1 октября 1857 года добротно упакованная бандероль с письмом, дагерротипом Александра Александровича в парадном мундире кадетского корпуса и та самая брошка, которую Саша отчистил зубным порошком и мягкой ветошью, была отправлена по назначению.
Впрочем, этот эпизод потонул в массе активнейшего оживления, что творилось вокруг готовящейся коронации отца Саши — Александра Николаевича. Ничего толком великий князь запомнить не смог, так как сидел во дворце безвылазно, облизываясь на горничных и занимаясь атлетикой. Однако в сам важный день торжества 26 августа произошел интересный инцидент. Дело в том, что стоявший во время коронации с державой уже не молодой Михаил Дмитриевич Горчаков внезапно потерял сознание и упал. Александр же, не имея ни малейшего благоговения перед происходящим действом, откровенно скучал, а потому отреагировал мгновенно. Даже скорее на одних только рефлексах, чем хоть сколь-либо осознанно, он сделал рывок вперед. Что-то переклинило в голове у Саши настолько, что он заученным еще с «учебки» движением ушел в перекат, желая поймать падающую регалию. Горчаков упал, Александр схватил державу. За какие-то пару секунд великий князь в этом перекате сумел преодолеть шагов семь-восемь. В такой позе он и замер, странно рассматривая массивный шарообразный предмет, который чуть было не упал на пол. Секунд через десять гробовой тишины великий князь наконец понял, что вокруг все замерли, повернулся к отцу, встал и протянул ему регалию.
— Безусловно. Я думаю, что мы имеем дело с ситуацией, аналогичной той, когда от страха или боли люди седеют, трезвеют или стареют. Александр сильно переживал болезнь и смерть Николая Павловича. Видимо, обстоятельства так сложились, что это чувство было многократно усилено. Очень опасная вещь. Я посоветовался с нашими лейб-медиками, они говорят, что такие потрясения очень вредны для здоровья. Но не в нашем случае. Да и вообще, я не могу сказать, что результат плох.
Впрочем, довольно быстро люди стали отходить. Точнее, их стали приводить в чувство те ветераны, что побывали на Крымской войне и к таким вещам были привыкшие. Самым главным стимулятором, который вернул людей к жизни, стал алкоголь — примерно по двести граммов крепкого дистиллята на человека. Но чисто этот проверенный временем метод применить не удалось. Люди Джеба с этой порции в чувство приведены не были, а потом вдруг опьянели до такой степени, что еле ползали. Пришлось их на свежем воздухе укладывать отсыпаться, да еще людей приставлять, чтобы следили за тем, чтобы эти «трупики» на спину не переворачивались и не портили статистику боя весьма курьезными потерями.
— Это естественно. Мне самому не по себе. Но разве у нас есть варианты?