От удара об металлические стойки, винты вражеского Ми разлетелись, как стеклянные, при этом, срубив напрочь колеса и ракетные пилоны с сергеевской машины. Звук был ужасен, казалось, что вертолеты развалятся в воздухе. Обе вертушки рухнули вниз, к земле, но вертушка Григория шла камнем, а Сергеев, потянув рукоять на себя, добавил тяги так, что турбины завизжали на предельных оборотах, и затормозил падение.
Он лежал на животе, придавленный к земле тяжестью сползшего на сторону рюкзака, приклад обреза давил ему на ребра, но все это было ничто в сравнении с чувством облегчения, которое он испытал. Больше не нужно было идти. Никуда.
— Нельзя любить человека только за то, что не можешь его понять.
— Правильно, — ответил за него Блинов. И подмигнул.
Что было в действительности? Зачем теперь об этом думать? Все закончилось. Они почти чужие люди. Все, что объединяло их — в прошлом. Будущего нет, и не будет. И нечего удивляться, что в словах ее не слыхать даже тени приязни. Теперь он, создающий ее шефу проблемы, для нее помеха. Обуза. Раздражающий фактор. Заноза в заднице. Разве можно с любовью говорить о занозе в заднице?
Сергеев посмотрел на часы. Опоздание было солидным. Более чем на пятьдесят шесть часов, мягко говоря, не джентльменское опоздание. Если Али-Баба дождался — это счастье. Сам Сергеев при таких обстоятельствах столько бы ждать не стал.