Холодно. Сразу поднять машину конечно рискованно, нужно прогреть двигатели, а времени на это не было. Помолясь о том, чтобы масло в редукторах было чуть пожиже солидола, Сергеев увеличил обороты. Если шестерни все же хрустнут — тогда главное успеть выскочить. Иначе накроют первым же залпом. Видно через стекла было плоховато: мешала, не успевшая засохнуть кровь того парня, которого размазало взрывом о колпак.
Михаил даже не испугался. Он знал, что умрет в тот момент, когда бетонно-стальной хлыст ударит по кабине — бронированный колпак разлетится вдребезги, осколки пластика, стекла и металла смешаются с кусками его тела. А вертолет просто вгонит ил на дне реки, за один миг. Как там в былинах: «Размахнулся Илюша, и вогнал ворожину в сыру землю по самую макушку!». Деваться было некуда — не нырнешь, не взлетишь — ни времени, ни места. Сергеев закрыл глаза, подумал «Господи, прости меня!» и понял, что на самом деле никогда атеистом не был.
За три с половиной часа они проехали более двадцати километров, почти треть пути. Кое-где дорога оказалась лучше, чем предполагал Сергеев, кое-где гораздо хуже. Благо, ночным морозом землю основательно прихватило, и при объездах препятствий по полям, мотоцикл не увязал в грязи. Вытолкать его вдвоем было бы трудно — весило сие чудо с коляской минимум килограмм четыреста. Изготовители металла не пожалели.
Он, кряхтя, поднялся на ноги и потрогал руками покрасневшие уши.
Скорее всего, он был для «бабушки» ранним гостем. Несмотря на то, что время давно миновало полдень, госпожа Рысина была в шелковом халатике, обнимавшем массивные, как кадка для фикуса, телеса, в расшитых тапочках на слегка подагрических ногах и без украшений. Только прическа у нее была безукоризненной — Сергеев догадался, что на родственнице надет парик.