Она прикоснулась губами к его лбу. Дыхание было теплым, словно дуновение летнего ветра.
Тонущий так рьяно выполнил просьбу, что у Михаила перехватило дыхание.
— Есть, есть еще партнеры… Но это разговор не на пять минут, — продолжил Рахметуллоев. — Я так дела не делаю. С друзьями о бизнесе надо говорить неспешно, за хорошим столом. Слушай, Блинчик, давайте встретимся у меня, сядем, поговорим. С кем еще делать деньги, как не со старыми друзьями. Я накрою достархан! Ты просто не понимаешь, Умка, что такое настоящий туркменский плов!
— И он. И Титаренко. И Блинов. И еще десяток фамилий. Сотни фирм, каждая со своим лобби, крышей и схемами. Все партии. Все фракции. Кушать-то надо!
В кабинете директора Мишу ждало вовсе не спасение от тройки, а бледный, разом постаревший, но не утративший лоска, дед, завуч с испуганными выцветшими глазами снулой рыбы, взволнованная классная дама Маргарита Тихоновна, постоянно хлюпающая носом. И страшная весть тоже ждала, притаившись в складках дедова рта.
— Я жуть, как уколов не люблю, — продолжал Сергеев, не отводя взгляда от лица светловолосого, — с детства. Боюсь — смертельно. А когда я боюсь, я становлюсь невежливым, роняю мебель, людей роняю. Это у меня детские страхи, рефлекторное.