Конфедераты любили нейтрально-стыдливое — «карантин». ООНовцы без стеснения называли эту почти стокилометровую в ширину и семисоткилометровую в длину, полосу, протянувшуюся от Киева до Одессы, «буферной зоной». Россияне — «нейтралкой», «зелёнкой» или «ничейной землей».
Сергеев на секунду замялся — рыться в вещах покойного не хотелось, но ЗСВ действовали свои законы, и мародерство не считалось грехом. Кто-то умер, остальным надо жить! В рюкзаке оказались две коробки патронов к автомату, кило пластида и радиодетонаторы в стальной коробочке. Небольшой передатчик — скорее всего устройство подрыва, «палм» со свежими батареями и несколько карт памяти. Был когда-то у этого покойника и GPS, но в момент взрыва гранаты он был у него в руках — засмотрелся мужик.
— Только бы не контейнер! — с ужасом подумал Сергеев, но испугаться по-настоящему не успел.
— Чтобы она не видела, как я дохну! — просвистел посаженными легкими Подольский. — Чтобы я не имел причин для слабости!
— Отлично, — она пригладила бровь мизинцем и сказала, сморщив лоб. — Тебе интересно? Продолжать?
— Вот я тебя, суку! — подумал Сергеев, и бросил вертолет вверх, одновременно скользя вправо, чтобы, вынырнув из пылевого облака, с превеликим удовольствием надрать противнику задницу.