— С девяносто четвертого. Готовила серию статей и передачу для телевидения.
И тогда он нашел ее руку и крепко сжал в ладони, ощутив, как сперло дыхание и внезапно стало тяжелым, словно кусок свинца, сердце. Глаза ее, только что казавшиеся черными от боли, вдруг стали мертвыми и голубыми, как льдинки. Рот приоткрылся.
— Я и на своем месте, в общем-то, поступаю почти так же. Хороший дом, красивая жена, что еще надо человеку… Помнишь?
Особых секретов от Истомина у него не было и Сергеев, устроившись в казенном кресле поудобнее, начал рассказывать. По-хорошему, рассказ надо было начинать от царя Панька, но Сергеев знал, что его личные переживания могут интересовать Истомина разве что, как антураж, не более.
Глаза его на доли секунды подернулись влажной поволокой, и Сергеев подумал, что если бы он взял Блинова в работу, то искать слабые места долго бы не пришлось. Женский вопрос у Владимира Анатольевича был одним большим слабым местом — на все тело. Или на всю голову, это как посмотреть.
К поясу покойного были пристегнуты две гранаты. Из нагрудного кармана куртки маскировочной расцветки выглядывала пачка сигарет.