— Да не горячусь я! Если бы не ты — они бы моих ребят набили, как уток по осени. С двух вертушек, да с налету!
Особого выбора не было — аварийная посадка была неизбежна. И думать было нечего доползти в таком состоянии до лагеря и сесть там, где взлетали. «Ми» мотало в стороны и вверх-вниз, как студента после пьянки. Спасением была вода, но до нее надо было еще долететь. Сергеев почувствовал, что покрывается холодным потом — волосы на голове стали мокрыми, как после купания.
— Ага. Два раза. Сильно на тебя смотрели, когда стреляли утром?
— К бою! — заорал он, своим поставленным командирским голосом. — Воздух! В укрытия!
— Ты как? — спросил Блинчик, глядя на Михаила заплывшим оком.
Не то, чтобы Сергеев разучился жалеть или сопереживать, нет! Это свойство остается в любой, даже самой зачерствевшей душе, просто человек учится не обращать внимания на эмоции. И рассматривать погибших бодигардов Блинова, как неизбежные потери он не мог — слишком долго он сам относился к той прослойке, для которой английское выражение «collateral damage» обозначало, на самом деле, собственную жизнь или смерть.