— По-моему, это не твое дело, — проворчал он. — Зачем пожаловал?
Вам может показаться странным, что в тот момент я почувствовал страх. Может показаться странным, что, лежа на расстоянии протянутой руки от прекраснейшей женщины в мире, я внезапно остро ощутил, что я смертен.
Она ткнула меня локтем, и я увидел, что обе руки у нее заняты.
— Нам, адемам, платят за то, что мы охраняем, преследуем, защищаем. Мы сражаемся за свою родину, свою школу и свою репутацию. И за летани. С летани. В рамках летани. По-адемски тот, кто носит алое, зовется кетхан.
Но Пенте не было ни дома, ни в школе, ни в банях. Наконец я сдался, сделал растяжку и принялся повторять кетан, сначала с Цезурой, потом без. Потом пошел в бани и хорошенько отмылся после трех дней ничегонеделания.
— Не переставая, если я хоть чуть-чуть его знал. Не сомневаюсь, что они с моей матерью делали все, чтобы в песне не осталось ни единой занозы, прежде чем они споют ее на публике. Они были перфекционисты.