Открытыми у средневекового человека были лишь лицо и кисти рук, но и этого оказалось достаточно, чтобы жителей Пскова лишить терпения. Псковичи чесались, плевали на ладони и размазывали слюну по коже, полагая, что так облегчат себе страдания от укусов. Не довольствуясь открытыми частями тела, рассвирепевшие насекомые прокусывали даже плотную одежду.
Из мешка он отсыпал цельного зерна овса, очищенного от шелухи. Залил водой и поставил распариваться в печи. На ужин он решил угостить Устину кашей.
А я думаю, возразил паломник Фридрих, что река выражает почтение к своему отцу – морю, уступая ему дорогу. Когда же начинается отлив, она так же почтительно следует за ним.
Понимаешь, сказал он Устине, в дальней келье плоть моя отогревается и начинает выдвигать свои требования. Тут ведь, любовь моя, только начни. Дашь ей палец, а она отхватит целую руку. Лучше уж, любовь моя, побуду я на свежем воздухе. Чтобы не замерзнуть, стану, пожалуй, ходить по Завеличью. Буду наблюдать, что происходит на белом свете, ибо никогда еще он не был так бел.
Именно так предстояло двигаться каравану. Дорога шла по наиболее пологому склону, и караван набирал высоту медленно. Пока подъем не был слишком крут, брат Гуго рассказывал об удивительной природе ледников, которые не только сползают вниз между скал, но и пребывают в постоянном внутреннем движении, так что верхние их части постепенно уходят вниз, а нижние поднимаются на поверхность, отчего тела тех, кто падал в расщелины или глубокие трещины, обнаруживали впоследствии уже на поверхности льда. Брат Гуго поведал также о снежных лавинах, которые сходят от малейшего крика и несутся, нарастая, как огромный бесформенный ком, и закатывают в него все, что попадается на пути: людей, лошадей, повозки, – и всё попавшее в лавину больше не выходит на поверхность, ибо после схода лавина замирает навеки.
Имам, отче, пшеницу жати, где бо зимою брашно обрящем? Только плечами пожал.