У нас хорошая охрана, и она не разбежится, сказал Амброджо. Проверено.
И Амвросий подал ему ножницы и поцеловал руку. Игумен же разжал свою руку, и ножницы упали на пол.
Взгляд Лавра поднимался по верхушкам сосен и терялся в свинцовых небесах. На ресницах его застыли снежинки. Поляну покрывало первым снегом.
Ты и сам знаешь, Лавре, чего я хочу, но я боюсь тебе это сказать.
Ноги Лавра связывают веревкой, от которой уходят два конца. В толпе слышны крики. Кто-то бросается разорвать веревку, но его тут же скручивают и оттаскивают в толпу. Если глядеть сверху, стоящие представляются невиданным скоплением точек, и лишь Лавр имеет протяженность.
Подрастая, Амброджо стал им помогать. Он послушно выполнял все, что ему предписывалось, но в труде его не было радости. Флеккиа-старший, не раз наблюдавший за сыном украдкой, все более в этом убеждался. Даже топча виноград в чане босыми пятками (что может быть радостнее для ребенка?), Амброджо оставался серьезен.