М-да, признаться, вот в такие моменты я опять начинаю чувствовать себя настоящим дебилом. Уверен, этот Нит’кау, никогда не казавшийся мне ни монстром интеллекта, ни обладателем каких-то особых талантов, сейчас вполне уверенно ориентируется в пространстве и точно знает, куда идти. В то время как могучий шаман Дебил, пинком открывающий дверь в мир Духов и умеющий считать аж до тысячи и даже больше (Витек с Осакат мне не верят), совершенно растерян и даже отчасти напуган. Так что делаем вид, что так оно все и задумано, и топаем вслед за тумбочкой с характерным ирокезом на голове. Вот ведь, сволочь, он же тоже шел по отмели и потом перебирался через камни, а значит, должен был вымокнуть с ног до головы. А ирокез его тем не менее вовсю торчит, — гадом буду, без спецсредств тут не обошлось!
Потом приходит Гит’евек и спрашивает про волшебный барабан и дудку.
Буря, бушевавшая уже без малого четыре дня, вроде пошла на убыль, но до хорошей погоды было еще далеко. Ветерок был довольно свеж, а иные порывы вполне могли сбить с ног усталого, утомленного алкоголизмом путника. Однако, когда ближе к обеду малость протрезвевший и освеживший свою помятую рожу водой из лужи Бокти подошел ко мне и предложил прогуляться, посмотреть товар, я безропотно накинул шкуру на голову, свистнул Мнау’гхо и с содроганием сердца погрузился на предложенную Бокти лодку.
Я уже прибег к последнему средству — червям. Благо еще после битвы догадался выставить несколько кусков верблюжатинки на солнышко, в которые мухи и отложили свои личинки. Теперь я пересадил появившееся мушиное потомство Гит’евеку, тому парню с раздробленной ногой, которого я штопал первым, и еще одному — с пробитым насквозь плечом и переломанной ключицей. Кажется, в ране остались осколки кости и теперь создают проблемы. Не дай бог, придется снова разрезать и копаться в ране. Боюсь, этого не выдержу ни я, ни пациент.
— Э-э-э… Ты наколдуешь себе роста? Но тогда как ты в лодке-то уместишься?