Сколько пролежал — не помню. Но, судя по луже крови вокруг себя, не так уж мало, а судя по тому, что все еще был жив, недостаточно долго, чтобы истечь кровью окончательно. Потом вспомнил, что «Скорой помощи» или даже санитаров не предвидится. Попробовал залезть в особую сумку, что висела у меня на поясе. Специально заранее подготовленную «сумку лекаря», как я ее называл, с прокипяченными кусками ткани и «травками первой помощи». Ага. В моих бронированных перчатках, в одно мгновение вдруг ставших жутко неподъемными, только по сумкам и лазить! Долго, помогая зубами, распутывал узлы завязок, скидывал перчатки, пока кровушка вытекала из моего тела. Потом все-таки добрался до сумки, вытащил кусок полотна. «Надо же, — мелькнула мысль. — Специально готовил перед боем, чтобы перевязывать раненых. Почему-то даже в голову не пришло, что, возможно, придется перевязывать самого себя». А зря. Может, тогда бы озаботился чем-нибудь, чем можно закрепить на своей груди смятый комок ткани. А пока что просто прижал рукой и прикинул, как содрать пояс с убитого, чтобы прижать им ткань на груди. Больше ничего не помню.