— Что это за место такое? — спросил менестрель глубоким низким голосом, который звучал громче голоса обыкновенного человека. Его звуки даже на открытом воздухе будто заполняли огромное помещение и отражались от стен. — Какие-то недотепы из деревни на холме сказали мне, что до темноты я доберусь сюда, правда, забыв упомянуть, что для этого мне надо выехать до полудня. Когда я наконец достиг цели, продрогнув до костей и мечтая лишь о теплой постели, этот хозяин гостиницы брюзжал целый час, словно я какой-то приблудный свинопас и словно не меня ваш Совет Деревни пригласил показать свое искусство на этом вашем празднике. И он до сих пор даже не удосужился уведомить меня, что именно он — мэр. — Менестрель замолчал, переводя дыхание, окинул всех взглядом и сразу же продолжил: — И вот, когда я спустился вниз выкурить трубку перед камином и пропустить кружечку эля, в общем зале все мужчины уставились на меня, будто я самое меньшее — любимый родственничек, припершийся одолжить у них деньжат. Один престарелый дедуля взялся поучать меня, какие сказания мне следует рассказывать, а какие не нужно, а потом девчушка крикнула, чтоб я убирался, и пригрозила угостить меня хорошим ударом дубины, дабы я быстрее пошевеливался. Ну где это видано, чтобы так обращались с менестрелем?
— Может, все это сплошная глупость, — подвел итог Ранд. — Может быть, он всего-навсего тот, кто крадет овец.
Было уже темно, хоть глаз выколи, когда Ранд с Мэтом наконец-то добрались до своей комнаты на самой верхотуре, и на звезды, затмевая их, набегали облака. Впервые за долгое время Мэт, прежде чем улечься в постель, разделся, однако кинжал небрежным движением сунул под подушку. Ранд задул свечу и заполз под одеяло. Он чувствовал зло на соседней кровати, не от Мэта, а под той подушкой. Засыпая, Ранд все еще тревожился о кинжале.
— Кто-то говорил, что за переправу будет уплачено золота больше. — Он вновь оглядел всех мрачным бегающим взглядом. — То, что вы дали мне раньше, уже в надежном месте, ясно? Ни одной монеты вам не видать.
Балтамел, точно куль с ветошью, отшвырнул Найнив в сторону, и она упала, как скомканная тряпка, глаза невидяще уставились в небо, сама обмякшая, словно все кости ее истаяли. Поднялась затянутая в кожу рука, и Зеленый Человек взревел, когда от обвивавшего его плюща поднялся дымок. На его боль эхом откликнулся ветер в кронах деревьев.