— Мы должны рассказать ей, — продолжал Перрин. — Теперь это важно. Больше нам нельзя держать это в тайне. Тебе ведь понятно, а, Ранд?
Ранд застыл посреди улицы: пьяный смех в «Пляшущем Возчике» эхом отдавался у него в ушах. Проследив, как какой-то мужчина не слишком-то уверенной походкой двинулся по улице, Ранд сделал глубокий вдох и толкнул дверь, не забыв прикрыть полой плаща свой меч. Смех окатил юношу.
Лан вновь указал во тьму, за палатки. На этот раз Найнив не разобрала ничего, одни тени.
Местность шла теперь длинными, перекатывающимися, словно волны, увалами, слишком низкими для холмов и протянувшимися поперек пути. Ковер жесткой травы — зима все же ослабевала, и ее отступление отмечалось пятнами буйно разросшейся растительности — раскинулся перед путниками, по нему пробегала рябь от восточного ветра, который не встречал перед собой препятствий на сотню миль. Лес распался на редкие, разбросанные там и тут небольшие рощицы. Негреющее солнце без охоты поднималось над горизонтом.
Найнив окинула долгим прощальным взглядом Кэймлинский Тракт. Несколько человек двигались по дороге, вдалеке катила пара двуколок с высокими колесами, пустой фургон, шагала горсточка путников с узелками, пристроенными на плечах или сложенными на ручные тележки. Кое-кто из них охотно признавался, что направляется в Кэймлин, чтобы поглядеть на этого Лжедракона, но большинство с жаром опровергало подобное предположение, последних было особенно много среди тех, кто проходил через Беломостье. В Беломостье Найнив начала верить Морейн. Отчасти. Во всяком случае, больше, чем раньше. Но покоя девушке эта вера не прибавила.
— А вы? — На лице Лана, похожем на обтесанный камень, не дрогнул ни один мускул. — Вы что, попытаетесь остановить меня? Или Морейн Седай?