Эгвейн взялась за работу в хорошем настроении, смеясь и шутя, и они втроем занялись нехитрым ужином. Кроме сыра и сушеного мяса, ничего больше не оставалось; охотиться возможности не было. По крайней мере, еще был чай. Перрин занимался стряпней молча. Он чувствовал на себе взгляд Эгвейн, видел на ее лице волнение, но как мог избегал встречаться с нею глазами. Смех девушки смолк, шутки ее пропадали втуне, каждая более вымученная, чем предыдущая. Илайас наблюдал отстраненно, ни слова не говоря. Воцарилось молчание, и путники начали свой ужин в угрюмом настроении. На западе краснело солнце, и тени вытянулись, тонкие и длинные.