Откровенно говоря, мне уже надоело его общество хуже горькой редьки. Но Машка так рада, что ее отец у меня — в ближайших советниках, что я решил потерпеть еще немного. Тем более что за мои страдания днем со мной сполна расплачиваются ночью. Да еще как!
Да, времени почти не оставалось… Я сорвала с себя скромный домашний наряд, не дав служанке толком развязать шнурки, вытащила из сундука дорогую шелковую тунику, натянула ее, а поверх — свое самое лучшее, самое богатое платье из оксамита, затканное золотыми узорами из диковинных цветов. Ткань на него пошла столь дорогая, что в первый раз мне даже страшно было его надевать. Помнится, наряд этот сшили к приезду принца Джона в наш Нотингем. Кстати, именно в нем меня и увидел де Бёф, который, как оказалось, потом сватался… Может, и на Плантагенета платье произведет впечатление?
— Мерзавцы! — отец тяжело дышал, пытаясь перевести дух. — Сэра Стефена чуть не отправили на исповедь к райскому ключарю, в моего коня попали две стрелы, и боюсь, что он не выживет…
— Да ладно, ладно, сёр, не парься. И очень уж не переживай: голова у тебя осталась, руки-ноги — целы, наживешь еще и манор, и добро. Только душевно тебя прошу: помни о том, что твои крестьяне — такие же люди, как и ты.
— Мы-то что? — Господи помилуй! Аббат Тук смутился? Мир перевернулся! — Если бы вы, принц, не увели в сторону Хайсбона, ничего бы не вышло. А так они без командира остались, сами не соображают, чей приказ выполнять. Вот и…
— Вы тоже, благородные сэры, не больно-то гордитесь. Сперва Энгельс вами займется, а потом и Маркс. Otjimat’sya научитесь, в полном вооружении…