Проходил час за часом; в океане, открывавшемся в прорезях между зданиями, я видела грузовые и военные суда. На окрестных крышах домохозяйки нижнего слоя проветривали изношенное белье. Позже погода сделалась пасмурной, и бронированным авиеткам приходилось сновать меж низких облаков. Я стала заниматься. Пошел дождь. Хэ-Чжу, не просыпаясь, перекатился на другой бок, невнятно пробормотал: «Нет, просто друг одного друга», — и снова умолк. Изо рта у него, увлажняя подушку, стекала слюна. Я думала о профессоре Мефи. На последнем нашем семинаре он говорил о своем отдалении от семьи и признался, что моей учебе уделяет больше времени, чем образованию собственной дочери. Теперь он был мертв — из-за своей веры в Союз. Я чувствовала благодарность, вину — и что-то еще, чего не могла определить.