На четвертом восходе ветер дул не из этого мира, не, он искривлял этот жестокий-звенящий свет и заворачивал горизонт, он вырывал слова у нас изо рта и крал тепло наших тел через все меха и брезент. Тропа к вершине, шедшая от поселка ’строномов, была опасно изогнута-изломана, ей, ее п’ресекали огромные следы оползней, и нигде не было ни травы, ни корней, ни даж’ мха, то’ко сухие-замерзшие пыль и песок, к’торые царапали нам глаза, к’буто обезумевшая женщина. К этому времени наши башмаки из Долин совсем изорвалис’, так шо Мероним достала нам по паре башмаков из своей сумки, не знаю, из чего и с помощью какой Смекалки их сделали, но такими теплыми-мягкими-прочными они были, шо мы смогли продолжить путь. Четырьмя-пятью милями позже земля распласталас’ насто’ко, шо я больш’ не чу’с’вовал себя находящимся на горе, не, гораздо больш’ я казался себе муравьем на столе. Это была просто какая-то плоскость, зависшая в пустоте между мирами. Наконец около полудня мы завернули за пов’рот, и у меня, потрясенного, п’рехватило дыхание, пот’му шо там была ограда, в точности как г’ворил Трумен, хоть ее стены и не были высотой с красное дерево, не, они были не выше ели. Тропа вела прямо к стальным в’ротам, ей, но неповрежденные стены ограды не тянулис’ так бесконечно долго, не, ее мож’ было обойти часа за два. А за оградой на холме стояли круглые храмы, ей, самые страшные из Древних зданий на Га-Уае, а и то в Целом Мире, кто знает? Но как могли мы туда проникнуть? Мероним коснулас’ страшных ворот и пробормотала: Шоб сорвать их с петель, нам понадобился бы вспыхивающий грохот, ей. Но из своей сумки она достала не грохот, не, но хитроумную веревку, вроде тех, шо Предвидящие иногда предлагали на обмен, прочную и легкую. Над в’ротами торчали два столбика, и она попыталас’ набросить петлю на один из них. Ветер помешал ей попасть в цель, но следу’щим попробовал я и заарканил его с первого раза, и мы полезли, полезли, полезли через ограду Старого Джорджи, п’рехватывая веревку руками.