Накануне вечером я вернулся в свой гроб усталым как собака. Помолившись и задув лампу, я лег и, убаюканный мириадами корабельных голосов, погрузился было в мелководье сна, как вдруг хриплый голос — внутри моего гроба! — испугал меня так, что сна как не бывало! «Мисса Юинг, — настойчиво умолял этот шепот, — не бойтесь! Мисса Юинг — нет вреда — нет кричать, пожалуйёста, сэр».
Я понимал, поч’му Мероним не г’ворила всей правды об острове Предвидения и о своем племени. Люди верят, шо мир устроен так, и если ты г’воришь им, шо он устроен не так, то обрушиваешь кровлю им на голову, а может, и на свою собственную.
Смок дает задний ход, едет вдоль домика охранника и пригибается. Через минуту мыс огибает задыхающийся «фольксваген». Луиза останавливается, опускает окно, появляется Рихтер, и Смок улавливает слова «домашние неприятности».
— О, раз уж вас посвятили в орден Престарелых, то мир не захочет принять вас обратно. — Вероника устроилась на плетеном кресле и поправила свою шляпку как раз так, как требовалось. — Мы — я имею в виду всех, кому за шестьдесят, — в силу самого своего существования совершаем два проступка. Первый — это Недостаток Скорости. Мы слишком медленно ездим, слишком медленно ходим, слишком медленно говорим. Мир готов иметь дело с диктаторами, извращенцами и наркобаронами, но не выносит, если его тормозят. Наш второй проступок состоит в том, что мы являемся всеобщим memento mori. Мир способен на голубом глазу отрицать неизбежное только в том случае, если мы убраны из его поля зрения.
— Значит, в каждом порту, — осклабилась его домохозяйка. — Значит, это правда.