Туманные клубы déjà vu7] окутывают Луизу, пока она пихает в сумку свое имущество. «Роберт Фробишер, сбегающий без оплаты счета из очередного отеля». Она по лестнице спускается в пустой вестибюль. Ковер приглушает шаги, словно снег. В дальней комнате администрации радио шепчет милые пустячки. Луиза крадется к парадным дверям, надеясь, что удастся уйти без объяснений. Двери закрыты, чтобы никого не впускать, а не чтобы не выпускать, и вскоре Луиза шагает по прилегающему к отелю газону, направляясь к парковке. Предрассветный океанский бриз дает смутные обещания. Ночное небо со стороны континента становится темно-розовым. Никого поблизости нет, но когда Луиза приближается к своей машине, она с трудом удерживается, чтобы не побежать. «Оставайся спокойной, не оборачивайся, и тогда ты сможешь сказать, что едешь вдоль мыса полюбоваться рассветом».
Шесть авиеток крадучись прошлись над водой, одна приземлилась в саду. Выпрыгнув из нее, принудители зарядили кольты и с показной храбростью поползли по-пластунски к моему окну, подавая друг другу руками множество разных знаков. И двери и окна я оставила для них открытыми, но те, что пришли меня арестовывать, разыграли зрелищную осаду со снайперами, мегафонами и взрывающейся стеной.
Молчание, воцарившееся среди грубых моряков, — это большая похвала, чем любой панегирик от знатока. Откуда бы Рафаэлю, пареньку, родившемуся в Австралии, знать наизусть американскую песню? «Я не знал, что это песня янки, — неловко сказал он в ответ. — Меня ей незадолго до смерти обучила мама. Это единственное, что у меня от нее осталось. Она у меня в самом сердце». Он порывисто вернулся к работе. Мы с Генри вновь почувствовали враждебность, излучаемую занятыми людьми к бездельникам рядом с ними, так что почли за благо предоставить моряков их занятиям.
Бедняга Ли был человеком корпократии, до мозга костей, но он давно пережил ту пору, когда смотрителей продвигают к власти. Подобно многим из чистокровных этой умирающей корпократии, он упорствовал в вере, что усердной работы и безупречной репутации достаточно, чтобы достичь высокого положения, поэтому многие ночи он проводил в своем кабинете на обеденном этаже, желая произвести впечатление на корпоративную иерархию. В итоге: заплечных дел мастер для своих фабриканток, подхалим для своего верхнего слоя — и угодник для всех, кто наставлял ему рога. Он, видите ли, надеялся, что они вытащат его из мрака по мере того, как сами будут продвигаться из слоя в слой.
— Мне следовало бы поставить вас по разные стороны… или нет?