Великодушие моего друга не позволяло ему отказать ни единой просительнице, так что салон миссис Хоррокс был реквизирован, преобразован в его врачебный кабинет и задрапирован тканью, долженствовавшей обеспечить приличествующие врачебным занятиям ширмы. Мистер Бурхаав вернулся на «Пророчицу», чтобы позаботиться о лишнем свободном пространстве в трюмах.
Хор умер, за исключением одного-двух отставших.
Управляющий отеля «Бон вояж» с утра пребывает в дурном настроении.
Мы шагали к стальным в’ротам, она держалас’ вп’реди, а я стискивал в руке гарпун Джонаса, проверяя его остроту большим пальцем.
Что ж, подумал я, может быть, день не до конца пойдет прахом. В девушке, ценящей иронию, должны таиться какие-то глубины. Но Мари-Луиза говорила всерьез! Прирожденная остолопка! Нет, ответил я, лично с мистером Холмсом я не знаком, но каждую среду его можно видеть в моем клубе за игрой в бильярд с Дэвидом Копперфильдом. Обед подали в тонких дрезденских горшочках. На стене столовой, оклеенной обоями с цветочками, красовалась большая репродукция «Тайной вечери». Еда — сплошное разочарование. Сухая форель, овощи, пропаренные до состояния слякоти, gâteau — верх вульгарности. Можно было подумать, что я снова обедаю в Лондоне. Девочки хихикали глиссандо над моими тривиальными ошибками во французском — однако их пугающий английский режет слух невыносимо. Мадам в. д. В., которая тоже провела лето в Швейцарии, предоставила мне подробный отчет, как превозносили в Берне Мари-Луизу, «цветок Альп», графиня Слак-Явски или герцогиня Зумдумпштадт. Не мог выдавить из себя даже пристойного: «Соmmе с’est charmant!».
— Начало не вдохновляет. Меня зовут миссис Нокс. Вам не следует меня сердить.