— Это могло быть чем угодно, — возразил фон Люфтенхаймер нарочито дружелюбно. — Я мог оказаться образцом самообладания, я мог просто не понимать всей серьезности и опасности этого явления (ведь вы сами заметили: никогда прежде я такого не видел); могло быть что угодно.
Поднявшись, Ленца вышел из пещеры торопливо, не глядя на напарника, и, вышагав в знобкий ветренный воздух, лишь тут вдохнул полной грудью, вытравливая из легких заполонивший их дурманящий дым.
— В той, в той, святой отец, — злорадно ухмыльнулся инструктор. — Как раз в той самой, что надо. Враг не станет выжидать момента, когда тебе взбрендит разоблачиться; и если за тобою, одиноким и безоружным, погонится вооруженная орава в городских закоулках, удирать от них ты станешь в том виде, в каком они тебя застигнут, то бишь, путаясь ногами в этом мешке.
— Я шел в ту сторону, — кивнул он вправо, — до того, как все началось. Наверняка здесь всё меняется едва ль не с каждым шагом, но с чего-то начинать надо. Стало быть — идем туда.
— … при мне. Второй экземпляр, разумеется; первый находится у господина фон Нассау. Подводя итог, скажу так: вообразите, с каким позорным треском архиепископ вылетит из городских пределов, если все это вскроется. Здесь дело даже не в каре за нарушение законов, здесь проблема в потере авторитета и необходимости в подобном случае прогнуться под «низкорожденное быдло».
— Да, — не дрогнув голосом, подтвердил тот. — Я понимаю, майстер Гессе. Иного я не ждал и не заслужил.