— Одна из них умерла? — не поняла блондинка.
— А что, их английским коллегам можно попадаться безбоязненно? — хмыкнул я.
Естественно, собеседники захотели узнать, кто это такой.
Лет через сто пятьдесят, подумал я. И заметил, что у, нас в Австралии шестерни делают не из бронзы, а из особо прочной стали. Папен поблагодарил, а про то, что зубья вообще-то лучше делать косыми, я ему говорить не стал. Про систему смазки тоже. В конце концов, ну кто я такой, чтобы лишать человека радостей самостоятельного творчества?
В общем, начальник порта с губернатором минут пять чуть ли не на коленях ползали вокруг этой девицы, выгребли ей все деньги из поясных кошелей и отдали перстни с пальцев, пока она наконец не вышла из ступора и не проблеяла нечто, что я счел возможным принять за прощение.
Всю первую половину ужина мы беседовали с Давенантом — сначала о предстоящих торговых операциях, а затем и вообще об экономике. И тут я услышал странную вещь. Оказывается, по общепринятым среди здешних экономистов взглядам, производительными классами, которые увеличивают богатство страны, считаются те, у кого доходы превалируют над расходами! А те, у кого, наоборот, вместо сбережений только растущие долги, суть непроизводительные потребители, бремя для общества. То есть примерно его половина, куда входят беднейшие крестьяне, рабочие, матросы и солдаты. Черт возьми, подумал я. Так ведь Австралия готова оказать вам бескорыстную услугу, забрав их всех и почти не потребовав платы за это! Ну разве что пусть возместят нам транспортные расходы, и все. Вот, оказывается, откуда берет начало господствующая в двадцать первом веке точка зрения, что самый уважаемый член общества — это спекулянт чужими деньгами: ведь у него наибольшее превышение доходов над расходами.