Село как село — побольше, чем Дубравное, но обособленнее, что ли. Чувствуется, тут люди более закрыто живут, своим обычаем и порядком. Да и чужие, наверное, редко здесь появляются — уж очень далеко от проезжих путей. Оттого и тын вокруг села высокий, словно тутошние обитатели к обороне всегда готовы. Но в остальном — ничего особенного. Дома за крепкими высокими заборами приземистые, основательные, словно они, как и хозяева, настороже и в любой момент готовы от чужих защищаться.
— Ты, ты, кто же еще. Вот только еще на голову тебе мантилью приладим, как положено…
«Эх, жалко, лиц не видно. А от Леши потом и не добьешься, ничего рассказать не сможет… Как бы держать Андрея не пришлось — еще чуть-чуть, и сбежит ведь…»
И не выдержали такого издевательства тати, ну не могли выдержать! Не таясь в предчувствии скорой забавы, на поляну из кустов с гиканьем и уханьем вывалились семеро. Один — с перевязанной рукой, другой прихрамывает — и туда же! Правда, все при оружии и в доспехах, но на дверь в избушку и не обернулись — обступили Арину полукольцом, а она даже не вздрогнула, не оглянулась, как будто не слышала ничего, так и стояла, наклонившись, и что-то в поленнице искала или вид делала, что ищет.
— А боярыня-то! — подхватила Анькина заклятая подружка Прасковья. — Стоит, даже и бровью не дрогнет. Еще и улыбается! Будто наперед знает, что будет…