— Умеет, — врать Анька не стала. — Лечит хорошо, и отроки ее слушаются. Ну так чего удивляться-то? У нее же в роду невесть сколько колен лекарок было! Но все равно, с нечистой силой она знается! Ты Бурея видала? Горбун, страшный такой, носа почти нету, волосом диким зарос.
Но в нее словно бес вселился — тот самый, что вечно баб за язык не ко времени дергает. Да и с отроком же разговаривала, не со взрослым воином, вот и не смогла удержаться, чтобы не проговорить вслух все сомнения, что душу точили.
— Да что ж ты говоришь такое, Вея? Это ж не ткать, не прясть — как тут научишься?
Ночами Аринке не спалось: и про Андрея непрестанно думала, и одолевали мысли о том, как устроится их будущее на новом месте. Она попробовала расспрашивать о жизни в воинском поселении братьев. Толку от них было мало — они все больше толковали об учебе, о том, какой умный Михайла, какой сильный наставник Андрей, какой строгий какой-то старший наставник Алексей. Единственной женщиной, о которой они охотно говорили, была мать Михайлы боярыня Анна Павловна, да и та в их рассказах представала чуть ли не святой.
И тут же, в полном противоречии со своими словами, выпятил грудь, заложил большие пальцы рук за пояс и окинул Арину масленым взглядом, слегка поводя плечами из стороны в сторону.