— Узнаешь, чего это такое! То есть, ноги еще будешь таскать, Иваныч, а уж на б...ки не потянет!..
— Черт знает, что вы городите!.. Все-таки я думаю: одна хорошая стоит всех ваших. Как Вы на это смотрите? — черноусый опять поворотился ко мне. — С научной точки зрения, как Вы на это смотрите?
Вон — справа, у окошка — сидят двое. Один такой тупой-тупой и в телогрейке. А другой такой умный-умный и в коверкотовом пальто. И пожалуйста — никого не стыдятся, наливают и пьют. Не выбегают в тамбур и не заламывают рук. Тупой-тупой выпьет, крякнет и говорит: «А! Хорошо пошла, курва!» а умный-умный выпьет и говорит: «Транс-цен-ден-тально!» И таким праздничным голосом! Тупой-тупой закусывает и говорит: «Заку-уска у нас сегодня — блеск! Закуска типа „я вас умоляю“!» А умный-умный жует и говорит: «Да-а-а… Транс-цен-ден-тально!..»
А когда стукнуло тридцать, минувшей осенью? А когда стукнуло тридцать — день был уныл, как день двадцатилетия. Пришел ко мне Боря с какой-то полоумной поэтессою, пришли Вадя с Лидой, Ледик с Володей. И принесли мне — что принесли? — две бутылки столичной и две банки фаршированных томатов. И такое отчаяние, такая мука мной овладели от этих томатов, что хотел я заплакать — и уже не мог…
— Итак, за здоровье тайного советника Иоганна фон Гете?
И тьфу на вас, наконец! Лучше оставьте янкам внегалактическую астрономию, а немцам психиатрию. Пусть всякая сволота вроде испанцев идут на свою корриду глядеть, пусть подлец-африканец строит свою Асуанскую плотину, пусть строит, подлец, все равно ее ветром сдует, пусть подавится Италия своим дурацким бель-канто, пусть!..