– Ты хотела бы вернуться туда, Ниилит? – спросил волшебник.
Оленюшка увидела хрупкого молодого арранта с весёлыми мечтательными глазами. Казалось, этот юноша в любой миг был готов воздеть к небесам руку и разразиться вдохновенной поэмой. Другие люди были суровы и бородаты, с тяжёлой походкой каторжников. Ещё девочка увидела чету вельхов: дед и бабка вдвоём тащили целое брёвнышко, и старик всё улыбался, радуясь, что вновь обрёл две руки. Прежде чем уйти, дед с бабкой присмотрелись к Оленюшке и одобрительно кивнули друг другу. Девочка ощутила, как в воздухе на миг разлился аромат свежих яблок.
– Вот как, – проворчал Волкодав. И надолго замолчал.
…Соперник Волкодава удивительно долго пристраивался и примеривался, ёрзая туда-сюда по скамье. И только когда он из румяного сделался багровым и, тяжело дыша, навалился грудью на кромку стола, венн запоздало сообразил, что молодой стражник давно уже боролся всерьёз. Просто он даже издали не видал Самоцветных гор. Не говоря уж о том, чтобы ворочать там неподъёмные глыбы. И, что гораздо важнее, не знал, на что способны люди, для которых давно истёрлась разница, жить или умереть. Волкодав вздохнул. Унижать парня ему не хотелось.
Сегодня подле Медного Бога вовсю стучали топоры: плотники возводили посреди торга дощатый помост.
– Своего сына, – сказал он набычившемуся сольвенну, – ты так воспитал, что он горазд мучить всякого, кто слабей. Значит, пускай не обижается, когда и с ним так же.